Продолжая писать рекомендации на произведения великого русского классика, выставляю на всеобщее обозрение статью об экзистенциальной повести "Записки из подполья".
Повествование ведется от лица бывшего чиновника, который проживает в Петербурге. «Записки» начинаются представлением интеллектуальных «находок» главного героя, также указаны некоторые биографичные факторы героя: мы узнаем, что он получил наследство, уволился со службы и совершенно перестал покидать свою квартиру, уйдя в «подполье». Однако в дальнейшем в своих записках герой рассказывает о своей жизни — о детстве без друзей, о своей «стычке» (воспринимаемой так только им) с офицером, и два эпизода жизни, ставшие, при допущении о правдивости записок, самым значимым и заметным событием в жизни героя. Первое — это обед с давними школьными «товарищами», который закончился большим скандалом. Второй — это моральные издевательства над проституткой из публичного дома. На этом событии из жизни персонажа заканчивается повествование о выходах из «подполья», а от лица редактора этих записок добавляется, что имеющееся продолжение этих записок — снова интеллектуальный продукт героя — в сущности, выше написанное очень в искаженной форме.
Повесть, ключевая фраза которой «Я-то один, а они все», пропитана духом интеллигентного, рефлексирующего безволия. Герой, вернее антигерой, как он сам себя называет, несчастен и жалок, но, оставаясь человеком разумным, получает удовольствие от того, что мучает себя и других. Кстати говоря, эту склонность человека вслед за Достоевским, Кьеркегором и Ницше открывает современная психология. Но возвращаясь к герою, добавлю, что к искренним и глубоким чувствам герой относится как к чему-то скучному и фальшивому, он считает деятельную волю «глупой», а разум безвольным, хотя и завидует людям "нерассуждающим", но просто и нагло действующим. Вообще мысль о личном превосходстве над остальными, как бы ничтожна ни была жизнь, как бы ни пресмыкался интеллигент, — квинтэссенция этой исповеди русского интеллигента.
Противоречивые размышления героя «Записок из подполья» Достоевского часто привлекали внимание литературоведов не только с идейной точки зрения. Повесть и ее своеобразие заинтересовывали именно образом героя - «лишнего человека» и «подпольного», находящегося в одном ряду с такими персонажами, как Печорин Лермонтова, Обломов Гончарова, Бельтов Герцена, Рудин и Гамлет Щигровского уезда Тургенева. Сам же Достоевский, рассуждая о герое «Записок», писал, что в образе своего героя он «впервые вывел настоящего человека русского большинства и впервые разоблачил его уродливую и трагическую сторону», тогда как посредством литературных образов «лишних людей», по мнению Достоевского, изображались «жизни исключений» - лишь отдельные дворянские интеллигенты, причем только те из них, кто не находил себе места в обществе по убеждениям или по призванию. Прототипы же литературного образа «подпольного человека» следует искать среди разночинцев, составлявших в 60-е гг. XIX в. социальный слой, уже относительно многочисленный и широко представленный в обществе и бюрократическом аппарате, хотя и не на самых высоких его ступенях.
Однако, полностью отождествлять "новых", "лишних людей" с "подпольным человеком" не стоит. Потому как что касается личности нашего антигероя, то она в принципе, даже и в благоприятных условиях перемен, не была способна им «открыться» и сделаться их участницей. Не случайно сам Достоевский, сравнивая «лишних людей» с «подпольным человеком», подчеркнул в итоге, что у первых есть альтернатива: они еще «могут исправиться» — перестать быть «лишними», потому что «есть прекрасные примеры», как надо жить, тогда как людям, подобным «парадоксалисту», не позволяет измениться «трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!» Да, и «лишний человек», и «подпольный» от «избытка рефлексии» оказывались в ее порочном круге, но с той только разницей, что второй совсем замыкался в созданном им самим для собственного «я» «подполье» своего сознания. В результате эгоцентризм и самолюбие «парадоксалиста» настолько увеличивались, а жажда безграничного самоутверждения настолько усиливалась, что «порывы к добру, прощению, любви у „подпольного парадоксалиста" <.. .> неизбежно разбивались о самолюбивую злобу, гордость, желание во всем главенствовать. Достоевский показывает это на примере взаимоотношений своего героя с проституткой. Именно в ее любви и прощении, в которой, несмотря на весь ужас положения девушки, не замутились чистые, живые источники жизни, открывалась для подпольного героя возможность духовного возрождения, но он отверг этот путь, так как не мог простить несчастной нравственного превосходства над собой».
Душа подпольного человека исковеркана, надломлена его же противоречивым существованием, герой не может адекватно реагировать на происходящее. Но желание изложить свои мысли, поступки на бумаге, тем самым осмыслив, проанализировав их, позволяют говорить об определенных изменениях в сознании героя. Именно благодаря незавершенности "Записки" оставляют читателю надежду на возможное перерождение и очищение души главного героя.
Комментариев нет:
Отправить комментарий